Мустай КАРИМ Башкортостан, который во мне

Не одно десятилетие мы были убеждены в том, что много знаем о других и другие знают о нас. Где недоставало познания, приходили на помощь интуитивная тяга друг к другу, взаимная доброжелательность и забота. Вопреки расстояниям, нутром постигали мы своё братство. Я имею в виду народы и земли России и всего Советского Союза. Радость одних озаряла души других, беда и горе одних проникали в сердца других. Так оно и было… Видя теперь чужие страдания, сердце сжимается – сердце сжимается, но душа не содрогается. Она или очерствела, или просто не успевает отзываться состраданием. Она переполнена собственной болью, мало места осталось посторонней печали. Моё поколение и люди помладше исповедовали и исполняли нравственную заповедь, что чужого горя не бывает. Вижу, рыночная переоценка духовных и иных ценностей расставила радость и горе строго по полочкам: это – своё, это – чужое. Когда по Центральному телевидению показывают и рассказывают о бедствиях, несчастных случаях, кровавых раздорах, об обнищании людей, о неблаговидных поступках и промахах недобросовестных политиков в том или ином государстве так называемого СНГ, то в голосах дикторов и особенно комментирующих симпатичных дам, в их джокондовских улыбках я, по своей неосторожности, угадываю затаённую тень злорадства: «Так вам и надо». В каком-то смысле это и понятно, хотя горько. Но те голоса и улыбки изо дня в день внушают мне равнодушие ко всем остальным. В прежние времена, случись где-то беда, первый порыв был такой: чем и как помочь? А теперь «благоразумно» говорим, благо, что не у нас. Если по телевидению и радио в кои-то веки промелькнут недурные вести, к примеру, о Башкортостане или Татарстане, то даже это непременно сопровождается укольчиками исподтишка. Хотя они, казалось бы, не с чужой полочки. Таковы уж нравы. Внезапный недуг или иное потрясение порою мгновенно лишают человека памяти, отлучив его от прошлого. Ретроградной амнезией называется это по-научному. Десятилетие социального шока, метаний, отчуждения оказалось достаточным, чтобы у целых народов ослабла память на дружбу и любовь. Такая страшная болезнь – оскудение памяти на дружбу, наверное, в науке тоже имеет своё определение. Кстати, страдающему амнезией даже при малейшей надежде на выздоровление помогают в постепенном возвращении памяти. Снова и снова повторяют ему названия вещей, предметов, явлений: это – хлеб, это – вода, это – солнце, это – земля… Однако я не думаю, что народы великой страны, которые совсем недавно искренне гордились своим братским единением, полностью потеряли историческую память. Нет, не думаю. Не понаслышке, не по голосистым приукрашениям знал я свою огромную многокрасочную Родину, исколесил её всю, рукой и сердцем притрагивался к каждому её узору, чувствовал её дыхание, слух мой наслаждался стоустыми приветливыми речениями. И на свой порыв везде находил отклик: «Я твой». Перед собой я поныне вижу тысячи и тысячи родных мне лиц – белых или смуглых, в моих ладонях хранится тепло тысяч и тысяч рук – белых или смуглых, во мне светятся тысячи и тысячи глаз – голубых, карих или янтарных. Мы не только глядели друг другу в очи, – в роковые минуты, в лихую годину грудью прикрывали друг друга от беды и смерти. Притом уже столько лет подстрекатели вражды пытаются убедить меня, что никакой дружбы советских народов не было, что всё это являлось показухой, организованной по приказу сверху. Я знаю правду о своём Отечестве. Однако большая ложь выглядит более правдоподобной, нежели маленькая истина. Не зря же говорил один из бесноватых фюреров примерно так: «Коль хотите, чтобы вам поверили, то врите по-крупному, врите глобально». На это, видимо, рассчитывают те подстрекатели. Большая ложь оглушает даже зрелых, разумных людей. А уж молодёжь, к сожалению, может принять её за действительность. Как я разумею, вражду и ненависть между людьми и народами можно организовать (что сейчас отменно и делают иные высоко или низко поставленные политики), а любовь и дружбу организовать невозможно. Они не поддаются диктату сверху или извне. Возникают они и живут по велению жизни и души. Тем временем нечистая сила хихикает мне в лицо: «Хи-хи… Если так было крепко спаяно ваше интернациональное братство, почему же оно вдруг распалось?» Уточним сразу. Оно по сути не распалось, лишь на время расстроилось. Впрочем, случается и такое. Всевышний, как принято думать, неустанно и вечно творит и внедряет веру. И вдруг из недр самого Бога появляется дьявол и вмиг низвергает и оскверняет эту веру. Такие дьявольские козни порою посягают на могущество целых народов и держав. Теперь, увидев это воочию, волей-неволей становишься мистиком. А державы создаются столетиями. Не империи, именно державы. Несколько раз на дню по тому же Центральному телевидению показывают душераздирающий эпизод. Сначала на фоне голубого неба возникает златоглавый храм, устремлённый ввысь, в следующее мгновение поднимается облако пыли, рушится всё это великолепие. Каждый раз я содрогаюсь. Меня, не христианина – боль охватывает, наверное, не от религиозных чувств, боль от того, что в миг единый превращается в прах божественное создание человеческого гения, бесценное творение мысли и рук людей. Комментатор объясняет, что Храм Христа Спасителя – символ величия, могущества и чести России – строился в течение сорока лет на народные пожертвования. И он разом стал прахом. В мыслях возникает некая аналогия. Так же само могущественное Российское государство, потом названное Советским Союзом, столетиями собиралось и укреплялось усилиями, волей, талантом прозорливых правителей, полководцев и государственных мужей. Нередко это делалось жестоко, кроваво. Делалось также умно и хитро. Длани Истории держали и меч, и священное перо. Но сотворилась уникальная держава – Россия. Незадачливые наследники по тайному уговору в тёмном лесу в одну ночь взорвали её. Тут ни при чём историческая формация или социально-политический строй. «Империей зла» нарекли её не потому, что она была социалистической, а потому, что была великой и непобедимой Россией. Назвав её «империей зла», легче было стращать ею и натравливать на неё тёмные силы мира и доморощенных геростратов. Бросили клич: «Бей её!» И били. Нынче за одного битого двух небитых не дают. Побит – ползай. Концепция разрушения, момент взрыва – были разработаны чётко. На том их миссия была завершена исправно. И страна пошла с молотка. Денно и нощно не смолкает звон медной тарелки. Бьющие молотком по тарелке себя тоже не обделили. Потому-то идёт беспрерывная потасовка за обладание тем магическим молотком разного калибра и веса. «В переменах последних лет неужели ничего хорошего не видишь? – спрашиваю сам себя. – Всё, что ты говоришь, не ново и каждому известно. Что толку от этого сетования?» Толку мало. Но язык всегда вертится возле больного зуба, если боль не утихает. Конечно, что-то вижу. Кому-то – незаслуженно хорошо, редко кому – хорошо по справедливости. Лично хорошо. По отдельности хорошо, но Родине всей – нехорошо. В разорённой стране счастливым быть невозможно. Конечно, вижу, пробуждается национальное самосознание и растёт достоинство. Укрепляется суверенитет Башкортостана, который даёт ощутимые плоды в государственном строительстве, в области науки и культуры, в развитии национальных языков. Этому радуюсь. Появились признаки свободы волеизъявления. Это – благо. В то же время получило свободу всякое слово. Но это свободное слово порою, мне кажется, схоже с усердием ветра, вертящего жернова ветряной мельницы, в насыпи которой пусто – ни пшеницы, ни ржи. Вот это сильно огорчает. Благо, Храм Христа Спасителя восстанавливается, вернее, заново строится. Кто же, на какой же стройплощадке восстановит величие нашего государства? Оно должно быть восстановлено и будет восстановлено. В моём относительно благополучном суверенном Башкортостане, где, смею утверждать, нет ни одного голодающего ребёнка, я не испытываю благоденствия и прочности. Душа не на месте. Ибо Башкортостан – живая доля России, какой бывает доля зрелого лимона. По нему проходят кровеносные сосуды и нервы всей страны, связывая наши жизни, судьбы. Проходят по нему стоны и страдания. Ещё не так давно более или менее просвещённый гражданин, о чём я говорил в самом начале, немало знал о прошлом и настоящем, о буднях и праздниках людей, живущих в близких и далёких не чужих краях. Теперь, беря в расчёт нашу всеобщую забывчивость, приходится вновь и вновь повторять: это – хлеб, это – вода, это – земля, это – Родина, это – Россия, это – Башкортостан… II На картах, где обозначены очень стародавние пределы обитания племён и народностей на просторах Евразии, слово «башкиры» занимает расстояние от Тобола до Волги и Прикаспия. Тогда земли не были отмечены границами и разделены на квадратные километры, названы были лишь именами союзов, племён, закреплены, как печатью, копытами коней. Это теперь чётко намечены рубежи, определены площади. Она у Башкортостана, после сужения из века в век, составляет 143,5 тысячи квадратных километров. Для четырёх миллионов человек там не тесно. Всем хватает места, дела, пищи – башкирами татарам, русским и чувашам, украинцам и марийцам, евреям и удмуртам, всем, живущим здесь. Хотя нашим пашням и лугам, лесами рекам, степям и горам угрожает оскудение, разорение и гибель от наших же рук, но верю, мы возьмёмся за ум и спасём их. Не захиреет вконец наш некогда райский край от Ика до Яика, край, обнявший два континента – Европу и Азию. Урал свой мы называем золотым швом, соединяющим два материка. Об этом я слышал даже такую легенду. Когда-то Европу от Азии отделяла вода. Создателя это стало смущать. Он понял, что оплошал, не соединив их. Но он не любил заниматься поправками, да и недосуг было ему. Владыка вселенной позвал к себе джигита-башкира и велел ему взять большую стальную иглу и бесконечно длинную золотую нить и пришить Европу к Азии. Тот долго и толково трудился и к исходу первой вечности завершил свою работу. На месте шва получилась гора несметных сокровищ. Так возник Урал. Бог остался доволен и в вознаграждение дал джигиту в жёны прекрасное создание в женском облике и материнской плоти. От них-то и начался род башкирский – гласит предание. Это, так сказать, по небу ветром написано. Есть нечто, написанное чёрным по белому. Много лет назад, как-то наткнувшись на фразу у Л.Н. Толстого: «… и башкиры, от которых Геродотом пахнёт…», я задумался. При чём тут Геродот? Наверное, просто метафора. Всё-таки обратился к самому «отцу истории». В четвёртой книге его «Истории» рассказывается о племени, обитающем у подножия высокой горы. Мужчины и женщины, лысые от рождения , плосконосые, с широкими подбородками. Говорят они на особом языке, одеваются по-скифски. Как утверждает историк, имя этого степенного дружелюбного племени – аргиппеи. У них даже нет боевого оружия, но другие их не трогают, так как они почитаются священными. Комментатор Геродота, знаток древности, профессор С.Я. Лурье определённо заключает, что «лысые люди» – это предшественники современных башкир. В глубь времён я обратил свой взор не для того, чтобы показать и доказать, какой, мол, древний, к тому же священный мой народ. Недревних народов, думаю, вообще нет. Нам ведомы уход в небытие огромных народов, растворение в чужом окружении и исчезновение больших и малых этносов. Лишь живут оставленные ими следы и памятники цивилизаций. Но нигде не читал и не слышал о появлении новых народов и новых наречий, по крайней мере, со времён вавилонского столпотворения. Все, покуда выжившие, берут своё начало из неизвестных нам истоков, и никому не дано настаивать на своём первородстве. Интенсивность и степень развития материальных и духовных культур у разных народностей, известно, были разными. Одни свою творческую энергию реализовали рано, другие позже, третьи её накапливали до более благоприятной поры. Из горсти здоровых семян, брошенных в почву в один миг, не все зёрна дают всходы одновременно и сразу. Каждый росток пробивается в свой срок. Для вечности и для мгновения – закон один. При этом я думаю о своей нации, которая, испытывая духовные взлёты и прозябание, сумела в течение веков сумела сохранить созидательную энергию впрок. Оглядываюсь на минувшее только для заверения в том, что любой народ достоин самоутверждения и самооценки соответственно своему историческому пути, исторической судьбе. Эта самооценка не подлежит переоценке со стороны. Она окончательная. Он гласит: «Я весь такой. Прими меня, каков я есть. Я так же поступлю по отношению к вам». Свои взаимоотношения народы должны строить, исходя из этого незыблемого фактора – самооценки нации, а не навязывать друг другу собственные оценки, как и собственную волю. Если бытие, нравственные и эстетические устои, культовые убеждения одних будут указаны и понятны другим, то меньше останется места отчуждённости, недомолвкам. За последние 5 – 6 лет в Башкортостане, например, благодаря государственной политике, активным усилиям учреждений культуры и искусства, многих органов печати, радио и телевидения, национальных обществ всё больше увеличивается взаимоинтерес и взаимоузнавание между нашими народами. Я уверен, что этот процесс в немалой мере способствует укреплению у нас межнационального согласия, тем самым помогает сохранению житейской стабильности. Разумеется, на национальный вопрос и в Москве, и в Уфе не все смотрят с орлиной высоты, водятся и кулики, озирающие мир со своей кочки. Отчасти это происходит от незнания и непонимания сути вещей, отчасти – от ограниченности, нередко – от амбиций и притязаний на исключительность. Узнавание – залог понимания. Одного человека спросили: «Когда ты ощущаешь себя счастливым?» Он ответил: «Когда меня понимают». Значит, от узнавания и понимания до счастья рукой подать. Поэтому я взялся за перо, чтобы вновь рассказать о своей земле, о её дыхании, о вещах простых и очевидных, напомнить кое о чём позабытом. Меня ведёт желание быть узнанным, а значит, ощутить себя счастливым.

Project: 
Год выпуска: 
1997
Выпуск: 
3